Россия близка к тому, чтобы окончательно закрыть бреши в своей обороне и перейти к применению "мягкой силы" во внешней политике.

Об авторах: Сергей Юрьевич Казеннов – ведущий научный сотрудник Отдела военно-экономических исследований безопасности ИМЭМО РАН; Владимир Николаевич Кумачев – вице-президент Института национальной безопасности и стратегических исследований.

В России существует ясное осознание того факта, что с ней считаются в мире только в том случае, если у нее сильная армия. Фото Reuters
Мы являемся убежденными сторонниками подхода «хочешь мира – готовься к миру», но «готовиться», в разных обстоятельствах, на разных исторических и геополитических отрезках, можно и нужно по-разному.

В одной ситуации сокращение военного потенциала, «разоружение» рассматриваются оппонентами, партнерами-соперниками как стремление к ослаблению международной напряженности, выстраиванию новых отношений, с новым наполнением, «дружественными» пропорциями позитивного и конфронтационного взаимодействия (как показывает практика, одно не исключает другое).

Однако в других, сегодняшних обстоятельствах стремление к миролюбию воспринимается зачастую как слабость, нерешительность, «комплекс жертвы», готовность «поступиться принципами», сделать шаг назад в важных геополитических ситуациях. И тогда Россию будут гнать на гребне такого «миролюбия» «до самых до окраин». А мир будет все ближе к большой войне.

РАСТУЩАЯ РОЛЬ СИЛЫ

Современный мир, этот бермудский треугольник потенциалов, намерений и угроз, в котором России предстоит отстаивать свои национальные интересы, очень подходящ для культивирования в нем вируса напряженности и конфронтации, не только военной, а также для возрастания роли военной силы в международных отношениях. Когда даже незначительные узелки противоречий, отдельные провокации способны наделать много бед в системе международной и национальной безопасности (МНБ). Этому имеется целый букет объяснений.

Прежде всего это глобальный системный кризис, особо подчеркиваем, не только финансово-экономический. Он будет носить рецидивный, «многогорбый» характер и продлится как минимум до конца нынешнего десятилетия, с ростом турбулентности и с самыми неопределенными, но однозначно дестабилизирующими последствиями для сферы международной безопасности.

Стратегии выхода из кризиса могут быть разные. Или традиционная милитаризация экономики и сознания с чередой «разогревающих» конфликтов и с вероятностью «непреднамеренного сползания» к большой войне. Или, наоборот, объявление своего рода «водяного перемирия в пору засухи» и поиск контуров взаимодействия иными, менее кровожадными способами. Мир, к сожалению, сегодня склоняется к первому и, как кому-то кажется, простому варианту.

Политпсихологи утверждают, что человечество соскучилось по войне, что подросло поколение «большой волны», которому в целях самоутверждения, обновления крови и генов нужна своя война. И вообще, что человечество слишком избаловано миром, теряет инстинкт самосохранения («комплекс лемминга») и ему нужно подойти к пропасти мировой войны, заглянуть туда – и в ужасе и страхе отпрянуть, до нового пика исторического беспамятства.

Это также гиперчувствительность к обидам, реальным и мнимым, в том числе из толщи прошлого, и жгучая жажда реванша. А тут еще астрофизики шутят, что Земля вошла в пояс разрушительных космических вибраций, возбуждающих не только природно-вулканические катаклизмы, но и человеческую воинственность и агрессивность. Как бы там ни было, мировое развитие циклично-спирально, и очень хотелось бы, чтобы хотя бы частично устарело утверждение авторитетнейшего британского историка и геополитика Арнольда Тойнби, что история мира – это в первую очередь история войн.

Безусловно, на ход исторических циклов можно повлиять, смягчить их амплитуду, увеличить «длину волны», сделать цикл более пологим, разомкнутым во времени. Но, во-первых, этого не удастся сделать полностью, человечество где-то даже обречено пройти нынешний крайне сложный этап, по возможности с наименьшими потерями.

И для этого требуется максимальное проявление сдержанности, мудрости, благоразумия. А во-вторых, необходимо наличие «витающих в воздухе» идей, взглядов, в которых ощущалась бы всеобщая потребность, с выработкой соответствующих подходов и механизмов.

Это могло бы случиться, но в условиях новых «объединенных наций» и на новой идеологии глобального выживания, не обязательно, как в прошлом, на пепелище больших сражений. Только вот хотят ли этого, способны ли на это сегодня основные «действующие лица и исполнители»?

Серьезная опасность нынешнего глобального кризиса – это резкие колебания, возможность внезапного «срыва в штопор» («пороговый эффект») не только экономики, но и политики, психологии политического поведения и принятия решений по самым серьезным проблемам. К сожалению, в современной политике слишком много азартных игроков, безответственных радикалов, равнодушных чиновников. Достаточно тех, кто как раз считает это «смутное время» наиболее удобным для «окончательного решения» своих геополитических задач, переворачивая мир или утверждая свое господство.